Без рубрики
Нет комментариев
Речь Леонида Парфенова на церемонии вручения премии имени Владислава Листьева комментируют его бывшие коллеги по НТВ, которые не смогли работать в условиях цензуры на российском телевидении и стали телезвездами на Украине.
Несмотря на то, что в Киеве происходят бурные события, Савик Шустер начал последний выпуск своей программы «Шустер-live» на канале «Украина» с российского сюжета — выступления Леонида Парфенова.
— Я сделал это потому, — говорит Савик Шустер, — что Украина совершенно не знакома с тем, что происходит в России. Я бы даже сказал, что украинское общество этим не очень интересуется. И вот появилась возможность коротко рассказать, что такое сегодняшняя Россия. Парфенов — достаточно знаковая фигура в Украине, и Влад Листьев, чье имя дано премии, тоже, поэтому я воспользовался этим выступлением Леонида Парфенова, чтобы показать украинской элите и обществу, до чего можно дойти, если постоянно заниматься вертикализацией власти.
— Выступление Парфенова его поклонники сравнивают даже с речью академика Сахарова на Съезде народных депутатов. Есть рациональное зерно в восторге, который эта речь вызвала?
— С эмоциональной точки зрения, конечно, есть. Потому что академик Сахаров говорил настолько откровенно, настолько искренне, из глубины души, что это потрясло общество. Я думаю, что эмоциональная искренность Парфенова вызвала похожую реакцию. Я сейчас не говорю о масштабах, только о качестве реакции.
— На российском телевидении в последние полгода происходят любопытные процессы. Вдруг вернулось телекиллерство — сериалы с разоблачением Лукашенко, потом Лужкова. Есть попытки возродить свободные дискуссии — в основном, на том канале, где вы работали — НТВ, в программе «Максимум», в программе «НТВшники». Вы следите за этими опытами?
— К сожалению, я не очень тщательно слежу за российским телевидением. Но я не верю в робкие первые детские шаги. Избитая фраза: нельзя быть немножко беременной. Так же и в журналистике: либо есть свобода, либо ее нет. А если кто-то получает право что-то сделать, форточку куда-то прорубить, это даже фиговым листочком называть не хочется.
— А возможно ли возвращение российского телевидения к той свободе, которая была в 90-е годы, или это был романтический период, и сейчас его повторить нельзя?
— Конечно, возможно. Не только возможно — это необходимо, если общество хочет развиваться. Закрытое общество становится неконкурентоспособным, у молодых людей просто нет ничего впереди, они в тупике. Без свободных средств информации, особенно телевидения, развитие нереально. И это рано или поздно произойдет, тем более что мир сегодня — это не мир 70-80-х годов, это мир, который движется очень быстро. Все развивается, закрыть источники информации вообще невозможно. Россия ведь не хочет быть обществом XV века.
— Вы согласитесь с Олегом Дорманом, который, отказываясь принимать премию ТЭФИ, назвал телевидением главным фактором нравственной и общественной катастрофы, произошедшей в России за 10 последних лет?
— Я бы столько значения телевидению не придавал. Телевидение — инструмент. В руках у власти этот инструмент оказался достаточно смертоносным, тут нет сомнения. Власть очень быстро поняла силу телевидения. Да, это нечто катастрофическое в руках такой неуклюжей, неумелой власти, как российская. Но все равно это инструмент, не более того.
— Если бы вам предложили составить план реформы одного из каналов российского телевидения, с чего бы вы начали?
— Несомненно, с общественного телевидения. Будет это образец Би-Би-Си, будет это образец ARD в Германии, не имеет большого значения. Люди своими платежами должны участвовать в бюджете телевидения с тем, чтобы этот канал контролировать. Они имеют на это право, они имеют право получать качественный продукт. Реальное общественное телевидение, не потемкинское, не такое, которое сейчас пытаются создать в Украине, мнимое, а по-настоящему общественное, как в Европе или в Соединенных Штатах. Я бы начинал с этого. Вокруг этого начинается реформа, в том числе и частного сектора.
— То есть телевидение не станет свободным, пока государство является его собственником?
— Совершенно верно. Оно вообще априори не может быть телевидением, защищающим интересы общества, и объективным. Государство все равно будет манипулировать, использовать его в своих целях. Точнее даже не государство, а власть, потому что государство остается, а власть приходит и уходит. Мы же видим, что происходит в Италии: телемагнат Берлускони, который становится главой правительства, использует телевидение. Потом это телевидение его кидает, потому что видит, что у него нет будущего. Тогда открываются все шлюзы, и вся информация об этом человеке становится доступна для общества.
Если бы это произошло не так эмоционально, если бы правда становилась доступной постепенно, то, может быть, общество не избрало бы его на четыре года, и получило бы четыре года развития, а не стагнации. Вот что значит телевидение в руках у власти. Телевидение должно быть реально в руках у общества. И по мере развития общества будет развиваться телевидение. Никто не говорит, что в России сегодня будет телевидение Би-би-си. Нет уровня английского образования, нет уровня английской гражданственности, нет многого, что есть в Англии. Но постепенно, конечно же, российское общество превратится в такое в условиях открытости, а телевидение станет как Би-би-си.
— Когда же это случится?
— Пятилеток через восемь.
Бывший гендиректор НТВ журналист Евгений Киселев удивлен тем, что речь Парфенова вызвала такую бурную реакцию:
— То, о чем говорил Леонид, знают и те, кто на телевидении работают, и те, кто телевизор смотрят. Хотя, возможно, для пользователей интернета, молодых людей, которые телевизор не смотрят, это стало каким-то откровением.
— Вы знаете, какие слухи сейчас ходят по Москве: говорят, что Парфенов может лишиться работы на Первом канале, кто-то считает, что он подставил Эрнста, и у Эрнста могут быть неприятности. А конспирологи говорят, что наоборот Парфенов согласовал свое выступление в президентской администрации, и его теперь назначат каким-то телевизионным начальником. Какой ваш прогноз?
— Я не собираю московских телевизионных слухов, потому что давно уже работаю не в Москве, а в Киеве. Это, кстати, тоже иллюстрация к состоянию российского телевидения, поскольку на российском телевидении (об этом Леонид Геннадиевич не говорил), помимо всего прочего есть еще и люди, занесенные в черные списки, у которых запрет на профессию. Парфенову еще ничего, он несколько раз в год выпускал на Первом канале документальные фильмы, теперь у него появилась программа. Для меня с 2003 года работа на телевидении вообще закрыта. Поэтому я работаю в Украине.
— Российское телевидение в последние месяцы становится чуть-чуть свободнее, в частности, ваш бывший родной канал НТВ позволяет себе некоторые вольности. Вы следите за этим? И можно ли предположить, что это перестройка такими робкими шагами постепенно приведет к полной свободе слова или наивно на это надеяться?
— НТВ, которое я создавал вместе с Гусинским, Малашенко, тогдашним Добродеевым (потому нынешний Добродеев — это совершенно другой человек, насколько я понимаю), мало общего имеет с НТВ сегодняшним. Действительно, какие-то вольности канал себе позволяет, в том числе и пару раз приглашали меня принять участие в передаче «НТВшники», и даже один раз не порезали, хотя в другой раз порезали.
Вы спросили меня о слухах, которые ходят про Парфенова. Знаете, на самом деле возможно все. Вообще репутации бескомпромиссного политического бойца у Леонида Геннадиевича раньше не было. Он всегда ратовал за то, что нужно оставаться в профессии, делать это любой ценой, до конца держаться за возможность работы на телевидении. Да, король голый, все это знают, но взять на себя роль мальчика, который вдруг закричал из толпы: «А король-то голый», как-то это не совсем в Лёнином стиле.
Если что-то начнет меняться на телевидении, хотелось бы, чтобы эту «перестройку-2» делали люди с хорошей репутацией. Но даже если это будут делать те, кто своими руками довел телевидение до нынешнего состояния, я поморщусь, но смирюсь с этим. В конце концов, лишь бы телевидение изменилось, а вместе с ним жизнь в стране. Я прекрасно помню конец 80-х годов, когда мы, молодые тогда журналисты, по-щенячьи восторгались всем, что происходит в стране, а наши ныне давно ушедшие, а тогда седые, битые жизнью товарищи, которые помнили и оттепель, и советские танки в Праге, и ввод войск в Афганистан, и гонения на диссидентов, скептически так морщились. Я сам теперь оказываюсь в роли скептика и циника, который прекрасно понимает, что те же самые талантливые телевизионные руководители, которые создавали своими руками в 90 годы замечательное независимое новое телевидение, потом своими же руками с таким же энтузиазмом ломали все до основания и создали то самое телевидение, о котором Парфенов рассказал, глядя им в глаза. Как говорится, утрутся и, если партия прикажет, пойдут делать новую перестройку и с таким же энтузиазмом и задором. Годы, конечно, уже не те, но я не удивлюсь, если какой-нибудь Олег Борисович Добродеев возглавит эту самую «перестройку-2».